Изгои (часть 2, г. Херсон)
Часть 2
На грани смены веков, в мире происходили бурные события, влиявшие на жизнь многих государств и на мировое сообщество в целом.
Франция вела свои «революционные войны» против Италии и готовилась к «египетской экспедиции» под предводительством, пока еще не императора, Наполеона Бонопарта. Турция, непомерные амбиции которой, были значительно урезаны, заключенным в Яссах 29 декабря 1791 года мировым соглашением с Российской империей, исподволь накапливала силы, готовясь к очередной войне за европейские территории.
На русский трон, после смерти в 1796 году императрицы Екатерины 2, взошел ее сын император Павел 1, ненавидевший все, что было связано с фаворитом его матери , светлейшим князем Потемкиным. В немилость императора попали и новые города у южных, черноморских границ государства, первенец Херсон, Николаев и даже Одесса, хотя Светлейший умер за три года до ее основания.
Впрочем, любить Одессу, и вправду, повода у императора тогда никакого не было, ибо, слишком огромных вложений государственного капитала требовало строительство города. Что же, уж таковым был сложившийся веками менталитет любого государственного чиновника: построил на копейку, зато украл целый рубль!
Придя к власти, Павел 1, сразу же уволил главного строителя Одессы, вице-адмирала де Рибаса, обвинив его самого и все его окружение в злоупотреблениях и казнокрадстве. Следующим шагом стало значительное сокращение государственного финансирования строящейся Одессы, что инициировало задержку ее дальнейшего развития, как города- порта.
Вот только одесситы, не были бы одесситами, если б, не нашли выхода из создавшегося положения. Они пошли весьма традиционным путем, привычным для империи погрязшей в поборах и подношениях — дали императору взятку… Правда не деньгами, а отборными заграничными апельсинами, специально доставленными в южный город. Причем даже средства на покупку цитрусовых для императора и доставку их ко двору с курьерским сопровождением, что-то там около двух тысяч рублей- деньги по тем временам весьма не малые, заложили в местный городской бюджет по отдельной статье.
Как бы там ни было, растроганный император пошел на попятную, финансирование из казны возобновил и даже подкинул городу сверх того, дополнительные средства. Все это, послужило интенсивному всплеску градостроительства и обширному притоку нужных в молодом городе людей: зодчих, строителей, торговцев и в том числе, эмигрантов из Европы. Одесса, рождавшаяся из степной пыли и морских брызг под прикрытием реконструированной русскими, бывшей турецкой крепости Хаджи-бей, становилась жемчужиной Северного Причерноморья. По сути, Одесса и была обязана своим рождением, этой, заново отстроенной цитадели, под стенами которой стали селиться торговцы, мореходы и работный люд. А начатое строительство удобной гавани для судов, еще в большей степени увеличило приток населения. Всего лишь спустя три года, здесь стояли уже более четырех сотен домов, а число жителей увеличилось до пяти тысяч человек. Еще через три года, к началу нового века, население будущего города выросло более чем вчетверо. Похоже, с самого начала Одесса была сориентирована в сугубо коммерческом направлении, ибо в 1798году в сравнительно еще малый город Одессу пришло уже 96 торговых судов с различным иностранным товаром. И, количество их потом, с каждым годом только увеличивалось. В 1803 году, торговые обороты Одессы, исчислялись уже миллионами рублей. Зато с промышленным производством у города как-то сразу не сложилось. К 1800 году из существующих предприятий можно было назвать единственную фабрику, которая производила … пудру для волос. Хотя, если вспомнить моду тех далеких времен, то станет понятно, что пудры, которую в одинаковой мере использовали и женщины, и мужчины, требовалось много. Как бы там ни было, даже, несмотря на столь интенсивное развитие коммерческой Одессы, пока главным городом южных земель империи, оставался первенец этих мест Херсон, основанный в 1778 году, на высоком берегу Днепра, там, где когда-то находилось небольшое земляное укрепление Александр-шанц. Сюда, в молодой уездный город Херсон, тогда находившийся в подчинении Вознесенского наместничества, доставил испанец Хозе Лопес де Агилар, хозяин и шкипер «Санта-Лауры», семью французских беглецов Кулонов в 1793 году. Избежав смертельной опасности на родине и в море, Кулоны попали в еще молодой, однако интенсивно развивавшийся перед кризисом 1794 года, город. Судостроительное, канатное и литейное производства, кузницы, кирпичные, свечные и кожевенные заводы- все это работало в Херсоне в полную силу. К 1793 году, к пятнадцатой годовщине основания города, здесь было построено пятнадцать военных кораблей, на литейном заводе отлили 431 медную пушку. А канатное производство в Херсоне стало одним из наиболее продуктивных производств этого региона, и чуть позднее, успешно конкурировало с казенными заводами Таганрога.
Испанское правительство, посылавшее Агилара на разведку, немного опоздало, к 1793 году в Херсоне было основано не менее десятка иностранных торговых кампаний, уже упоминаемая французская Антуана, константинопольская Фродинга, польская Заболоцкого, австрийская Фарби и прочих. В городе было немало представителей иностранных государств, в том числе и французских эмигрантов. Словом, Кулонам крупно повезло.
Разговоры о наделах земли, «подъемные» и мораторий на налоги для молодых, становящихся «на ноги» хозяйств, оказались чистой правдой и Кулоны, вместе с другими французскими семействами Рувье, Потье, Дофине, Аллар, Вассаль и прочими, отправились покорять благодатные херсонские степи.
Впрочем, новые степные земли оказались благодатными не для всех французов, привыкших к совершенно иному климату и не подходящих для этого засушливого региона, агро-приемов. Выиграли в основном те, кто занялся разведением овец, как скажем, семейство Вассалей, которое за короткий срок, смогло не только «встать на ноги», но и приобрело весьма солидный капитал. Некоторым из тех французов, кто мечтал работать на земле, занимаясь выращиванием зерновых или фруктовых, пришлось забыть о прежних своих чаяниях и искать себе другое занятие. После нескольких лет неудачных попыток, часть из них освоилась с местными агро-технологиями, другая, рассеялась по молодым городам Причерноморья. Николаев, теперь уже как центр судостроения и Одесса, как гавань, связывающая город со всеми странами Европы, были гораздо предпочтительнее, подвергшегося в этот период экономическому кризису Херсона. К тому же, не стоит забывать стоявших во главе строителей Одессы, французов де Рибаса и герцога Ришелье, благоволивших своим землякам.
Пришлось искать иных средств существования и семье Кулонов, которая перебралась в Одессу, где уже образовалась самая крупная на русском юге, французская диаспора. По прошествии нескольких лет, с помощью более удачливых земляков, Кулонам удалось упрочить свое состояние и позабыть о материальных проблемах.
Все эти годы, глава семейства Александр, помнил о мальчике-сироте, которого, шкипер Агилар бросил на далеком турецком берегу в 1793 году. Чувствуя глубокую вину перед Жозефом, Кулон не оставлял надежд его разыскать. Теперь же имея достаточно средств и времени, занялся поисками еще интенсивнее. Через знакомых капитанов, представителей торговых домов и консульств, Александр пытался выяснить судьбу земляка, но до поры это ему не удавалось…
Конец зимы 1801 года выдался снежным и морозным. Сильные до -25*С морозы сковали не только реки, но и прибрежные морские воды, отрезав Одессу от торгового сообщения с другими странами. По глубокому снегу прекратился подвоз топлива и продуктов, даже из ближних сел. Цены на них в городе взлетели до небес и остаток зимы одесситы провели в голоде и холоде. На некоторое время, показавшееся вечностью, жизнь в городе оказалась парализованной.
Впрочем, весна, случившаяся весьма дружной и теплой, быстро растопив льды, также натворила немало бед. Вешние воды, поднявшие уровень рек, затапливали береговые селения и делали грунтовые, степные дороги снова непроходимыми. Поэтому, известия о заговоре, вылившемся в дворцовый переворот, устроенном гвардейскими офицерами в марте, и убийстве в Михайловском замке императора Павла 1, дошли до Одессы с большим опозданием.
А с первым, после зимы, прибывшим в одесскую гавань из-за границы, торговым судном, Кулон получил долгожданное письмо от французского консула, доктора Мифле, отправленное в Одессу еще в начале года. Мсье Мифле писал, что удалось разыскать следы Жозефа, который, покинув деревушку на мысе Баба обосновался в крупном городке Чанаккале и по слухам, теперь довольно успешно занимается кузнечным делом.
Получив это известие, не откладывая дел в долгий ящик, Кулон собрался ехать в Порту. Один из сыновей его приятеля Рене Вассаля, вызвался сопровождать Александра в этой поездке. Благодаря связям доктора Мифле и небольшому «бакшишу»-взятке, очередному паше и начальнику полиции чауш баше, удалось довольно быстро решить все вопросы. И вот, французы уже стоят на многолюдной, шумной улочке, перед низким каменным забором, отделяющим ее от небольшого внутреннего дворика с кузнечным горном под навесом.
Смуглый, молодой человек, совершенно не похожий на европейца, одетый как большинство местных жителей в холщовую рубаху, заправленную в шаровары, сидя по-турецки, обрабатывал какую-то деталь. Перед ним, чуть поодаль, на циновке, скрестив ноги, сидел мужчина в черном жилете и красной, шерстяной феске с кисточкой на голове, который, сложив на коленях руки, с благоговением наблюдал за священнодействием мастера.
— Ийи гюнлер уста! (Доброго дня, мастер!)-чуть помедлив, произнес консул Мифле.
-Мерхаба, эфендим! (здравствуйте господин)- молодой человек поднял на стоящих у входа во двор глаза,-Эйер бахчеме гелирсениз, шимди битиреджейим! (Если вы ко мне, проходите во двор, сейчас закончу). Он еще некоторое время повозился с деталью, затем, отложив в сторону инструменты, обтер ее ветошью, полюбовался на изделие с расстояния вытянутой руки и вручил ожидавшему мужчине. Тот принял деталь, поднялся на ноги и что-то быстро- быстро проговорив по-турецки, кланяясь, вручил мастеру, уже также стоявшему на ногах, несколько монет.
-Гюле, гюле, уста Джемал!(до свидания, мастер Джемал)
-Элведа, бай Халиль! (Прощайте, господин Халиль)- ответил кланяясь, юноша и обратил свой взор на троицу французов, уже стоявшую у него во дворе:-Сизи динлийорум, бейлер (слушаю вас, господа).
Еще не узнавая в этом турецком мастере прежнего мальчика Жозефа, Александр нерешительно заговорил по-французски:
— Видите ли… Мы разыскиваем французского мальчика Жозефа…
-Он перед вами, мсье Александр! Я вас узнал!- вскричал, перебивая Кулона, кузнец и забыв обо всем, заключил его в свои крепкие, совсем не детские, объятья. Оказавшись в объятиях Жозефа, Александр дал волю своим чувствам, разрыдавшись прямо в грязную, рабочую рубаху кузнеца…
Потребовалось некоторое время, чтобы Жозеф, теперь он был известен в Чинаккале как уста Джемал, закончил все свои дела и рассчитался с заказчиками.
В средине мая 1801 года, прихватив с собой лишь кузнечно- слесарные инструменты и кое, что из образцов своей работы, в сопровождении Кулона и Вассаля, Жозеф отправился в Одессу. Путешествие прошло спокойно, погода была благоприятная и наши французы, провели на судне прекрасное время в общении и созерцании морских пейзажей, рисуемых ярким весенним солнцем и лазурным как морские воды, небом.
В Одессе Жозеф , с участием был принят французской диаспорой, всецело посвященной в постигшие его перипетии.
-Как вы только могли выжить в этой варварской, дикой стране?- сочувственно спрашивали Вадона дамы из общества, куда ввели его Вассаль и Кулон.
Обычно юноша уклонялся от ответа, искренне не понимая сути вопроса. Бедная -да, но ничуть ни варварская и не дикая страна, со своим сложившимся укладом жизни и культурой, ни чуть не хуже той же Франции с ее революционным неистовством, пролившим реки крови.
В доме Кулона, где он жил некоторое время после приезда, пришлось заново знакомиться с «бывшей шестилетней Софи», с которой десятилетний Жозеф играл в пещере-убежище и позже на судне Агилара, идущем в Россию. Конечно, теперь, в свои четырнадцать, она совсем не напоминала ту далекую, маленькую девочку и была уже юной мадемуазель Софи. Наверное, потому, при встрече молодые люди чувствовали себя довольно неловко, были скованны за обеденным столом и лишь бросали друг на друга беглые взгляды.
Зная, что хороший кузнец в любом городе отыщет себе достойную работу, Жозеф уже собирался заняться своим привычным делом. Однако, незнание русского языка и традиций новой страны, в которой ему предстояло теперь жить, вносило некоторые коррективы. А тут еще, принявший участие в розысках Жозефа, Александр Вассаль, с которым тот сдружился во время путешествия на судне из Порты в Россию, предложил ему временное заменить управляющего, в имении его отца, раскинувшемся в обширных приморских степях. Немного подумав, восемнадцатилетний юноша это предложение принял, впрочем, не особо горя желанием заниматься новым и неизвестным для него делом. Хотя, если верить поздним семейным приданиям, и здесь он проявил свои неординарные способности, придумав и сконструировав «корчевальную машину» на лошадиной тяге. С помощью, которой, с пастбища удаляли дикорастущие кусты и деревья, мешающие выпасу овец- мериносов. И все же Жозефа совсем не устраивала такая жизнь. Он еле выдержал несколько месяцев своего пребывания в имении и запросился назад, в город, твердо решив вновь заняться кузнечно-слесарным делом.
-У меня к тебе есть лучшее предложение,- сказал, встретившийся с ним Александр. -Я слышал, управляющий имением граф Станислава Потоцкого, подыскивает хорошего мастера, для изготовления, надежных дверных замков и ключей. Отец неплохо его знает и может составить тебе протекцию. С замками –то, надеюсь, справишься?- весело поддернул Вассаль Вадона.
-Ну, конечно справлюсь! Механика и кузнечное дело, это как раз мое!
Стоит ли говорить, с какой радостью покинул эти знойные, безводные степи Жозеф! Отправившись к месту своей новой работы на арендованной коляске со стариком-кучером, он даже не догадывался, какое расстояние придется преодолеть и что путешествие это займет не меньше двух недель. Два дня только понадобилось, чтобы миновать унылые, сухие уже в августе, степи Левобережья Днепра. Песчаная равнина, покрытая ковром из жестких пожелтевших трав, радующая взор цветением различных растительных форм весной, ныне только раздражала своим монотонным видом. Лишь кое- где взор мог зацепиться за серо-матовую листву бесполезных, диких , колючих маслин, и снова, бесконечная, сухая равнина , да знойное солнце над головой. Флегматичный мужичонка на облучке, всецело полагающийся на своих , резво бегущих лошадей, закрыв глаза, мурлыкал себе под нос, что-то тоскливо, заунывное, навевая сон на седока. По-началу Жозеф внимательно вслушивался в слова невеселой ямщицкой песни, пытаясь отыскать в ней уже знакомые русские слова, однако так ничего похожего не услышал и задремал под мерное покачивание рессорной коляски.
Вечером второго дня путешествия переправились через Днепр, при впадении в него притока Ингульца, на месте существующего с незапамятных времен казацкого «перевиза».Здесь у «перевиза», на высоком правом берегу, раскинулось имение «Ингульская дача», бывшее владение крупного промышленника, дворянина и инженера Михаила Леонтьевича Фалеева, принадлежащее ныне полковнику Николаю Комстадиусу. Заночевали в расположенном рядом хозяйском селе Фалеевка, прямо под навесом в одном из дворов, на свежем, душистом сене. Сквозь прорехи в старой, соломенной крыше заглядывали далекие звезды, где-то глубоко в сене шуршала мышь, шумно вздыхала пережёвывая жвачку невидимая в темноте корова , а на душе проваливавшегося в глубокий сон Жозефа, было тихо и покойно. Августовское утро следующего дня встретило пробудившегося от сна француза, густым туманом, в котором скрылась река и утонули окрестности.
-Дывысь,- заметил возница, запрягавший лошадей, ни к кому конкретно не обращаясь –мабуть буде сонячно. Коляска, понукаемая кучером, лихо выкатила со двора в полной решимости мерять бегущие под колеса версты. С мычанием и щелканьем бича пастуха, проплыло в тумане навстречу живописное коровье стадо. Мелькнул и растворился силуэт небольшой церквушки, резные каменные ворота с узорной, кованой решеткой, ведущие на погост. Укатанная сотнями колес, грунтовая дорога, потянулась чуть извивающейся лентой в сторону невидимого за туманом Херсона. Проехали должно быть верст пять, прежде чем туман стал редеть и таять под лучами поднявшегося над просторами степи, жаркого августовского солнца. Теперь взгляду Жозефа открылась обширная равнина, обрывающаяся где-то далеко слева, крутым берегом Днепра, а впереди , в синей дымке горизонта маячили еще не совсем ясные очертания города- первенца южных городов на этих новых екатерининских землях.
По мере приближения к Херсону, общие очертания стали складываться в определенные формы, и вот уже явственно видны высокие, насыпные земляные валы с крутыми склонами и глубокие рвы перед укреплениями херсонской крепости. Беспрепятственно миновали шлагбаум в степи, с примыкавшими к нему неглубокими канавами, отмечавшими официально утвержденные границы города, заплатив сборщику въездную пошлину в размере восьми копеек ассигнациями . Дежурившие у шлагбаума вооруженные гвардейцы в зелено-красных мундирах, похоже, уже давно привыкли к путешественникам, посещавшим город, а посему, пропуская экипаж в пределы Херсона, излишнего любопытства не проявили. Справа, в городской черте, открытой всем ветрам, путешественников встречали, приветливо размахивая крыльями, несколько ветряных мельниц. Слева, где-то в стороне, похоже, над самим Днепром, Жозеф узрел небольшое селение, состоящее из землянок и саманных домиков под соломенными крышами.
-Это Херсон?-удивленно обратился он к вознице, указывая рукой на убогие постройки.
— Та ни!-усмехнулся тот,- Це «Военное». Херсон трохи дале…
Между селением, замеченным Жозефом и земляными валами крепости , углубляясь в сторону реки, пограничным рвом протянулся глинистый овраг, начинающийся неглубокой впадиной у дороги, по которой ехала коляска. Дальше дорога, огибая крепостные валы и массивные каменные «Московские» ворота, минуя цитадель с севера, вела на запад, к гражданскому, купеческому центру города, носящему название «Греческое предместье». Миновали широкий пустырь между крепостью и предместьем, с клочками уже высохшего бурьяна, с пасущимся здесь стадом коров, который чуть позднее нарекут Ярмарочной площадью. Пересекли протянувшийся через него с юга на север почтовый тракт, и наконец, выехали на неширокую улицу. Что же представлял собой открывшийся Жозефу город? За немногим более чем двадцатилетнюю свою историю, переживший взлет, испытание «великой чумой» 1783 года и экономический упадок, в котором город пребывал с 1794 года, даже имея статус уездного города, Херсон все также оставался «большой деревней», практически без людей и без сколь ни будь серьезного производства. Все основные промышленные производства города, в том числе военное судостроение и управление Черноморским флотом, были переведены в соседний Николаев. Вслед за ними переместились в новый экономический центр и многие мелкие предприятия. Сам город, в большинстве своем состоявший из глиняных, крытых камышом домиков и немногих, добротных, каменных домов в центре, Жозефа не впечатлил. Отсутствие зелени, пыльные, грунтовые улицы и зловещая тишина над пустынным, безлюдным Херсоном. Город, совсем не похожий на шумную Одессу. Меж тем, не спросясь у седока, кучер свернул на лишь ему известную улочку и въехал во двор унылого и грязного постоялого двора. В углу, привязанная к массивному кольцу, вмурованному в стену, понуро шелестела сеном в ожидании хозяина, усталая, запряженная в дрожки, лошадь.
-Прыихалы, пан…-старик направил своих лошадей к длинному горизонтальному бревну у стены дома, служившему коновязью.
— Оце вже Херсон, — он стянул с головы шапку, обтер ее пыльное свое лицо и широко перекрестился. Жозеф, ступивший на твердую землю, почти по щиколотки провалился в теплую, густую пыль, смешанную с конским навозом и остатками потерянного лошадьми сена. « Не трудно представить, каково здесь в ненастье»- усмехнулся он. Скрипнула дверь и во двор, вытирая руки о грязный, некогда белый передник, выкатился небритый и лохматый малый. Увидев гостей, сонное его лицо расплылось в радушной улыбке, а тело изогнулось в полупоклоне:
-Милости просим в дом!- и тут же, не дав Жозефу опомниться:-Чего изволите?
— Накажить пан, мени чарку горилки пиднесты!- поспешно донеслось от коновязи, где возившийся с лошадьми кучер, задавал им сена. Душная, мрачная зала постоялого двора, пропитанная кислыми запахами пищи, да человеческого и лошадиного пота, встретила француза парочкой громко говорливых посетителей, устроившихся в дальнем углу помещения за грязным столом уставленным бутылками из под портера и полуштофами водки. По-видимому, это были владельцы лошади, скучающей во дворе. Оба мужика были уже изрядно навеселе и не слушая друг-друга, говорили разом, стараясь перекричать собеседника. Похоже, разговор вот-вот должен был вылиться в потасовку, ибо мужики, привстав и упершись руками о край стола, словно петухи тянули шеи, стараясь нависнуть над противником сверху. Жозеф, искренне не любивший подобные пьяные инцеденты, брезгливо поморщился. Приказав услужливому трактирщику собрать в дорогу еды и не забыть поднести водки своему ездовому, он вышел из духоты помещения, едва не столкнувшись с ним в дверях.
-Та шо будемо робыти?- недоуменно произнес кучер,- Заночуемо, чи як?
-Времени еще достаточно, будем ехать.- и Жозеф указал мужику на корзинку, которую собирал лохматый трактирщик. Рядом с корзинкой на блюдце со щербатым ободком, стоял «утешительный приз» для кучера, рюмка водки и бублик. Сделав несколько приседаний и взмахов руками, чтобы размять мышцы, Жозеф одним ловким движением, запрыгнул в коляску и приготовился продолжить путешествие. Неся в одной руку корзинку с провизией, ладонью другой вытирая седые усы, в дверях показался кучер, вслед за ним в помещении раздался грохот, крики и звон битой посуды. По- видимому, еще пол часа назад мирные собутыльники перешли к боевым действиям.
-Дидько забырай!- в сердцах выругался мужичонка, ставя корзину с едой в ногах Жозефа. И не ясно, к чему относилась сия реплика, то-ли к продолжавшим мордобитие драчунам , то-ли к Жозефу, торопившемуся в дорогу. Спустя пять минут, распугав ковырявшихся в лошадином навозе кур, коляска выкатила с постоялого двора. Солнце уже стояло высоко и короткие тени от коляски и лошадей, прыгающие по ухабам разбитой улицы едва опережали их движение. Повернув раз и другой, выехали на почтовый тракт между херсонской крепостью и Греческим предместьем. Слева, в отдалении, за высокими каменными столбами городских ворот и полосатой будкой сборщика въездной пошлины, маячили серые стены и башни «тюремного замка». Справа, за продолжающимся и за городскими воротами, пыльным пустырем, унылое городское кладбище с невзрачной часовенкой у ворот. Почтовый тракт уходил на север, соединяя уездный город Херсон с Николаевым. Ландшафт Правобережья, такой же безлесный все же выгодно отличался от песчаной степи Причерноморской низменности. Теперь на пути встречались холмы или неглубокие балки с небольшими рощицами и даже зелеными лугами во влажных низинах.